Ирина Асаба - Амнезия [СИ]
Чернов снова покрутился на кровати и заметил слабину в бинте держащем левую руку. Освободив ее, он заторопился и через несколько секунд сбросил с себя все бинты. Добежав до туалета, он быстро справил в темноте малую нужду и вдруг обратил внимание на отблеск солнечного луча отражающегося в стеклянной двери и рикошетом попадавшего в зеркало над раковиной. Он выскочил в коридорчик и нажал на клавишу выключателя. В туалете загорелся свет. Чернов, вернувшись назад, встал на цыпочки и заглянул в зеркало. Перед ним стоял Тузик. С рыжими патлами, торчком стоявшими на голове и веснушками, щедро рассыпанными по лицу. Ни какой-нибудь чужой мальчик, каких много бродит по стране и их внешность не вызывает в душе никаких переживаний. А Тузик! Маленький жалкий Тузик, которого так любила Марина, а тот отвечал ей тем же, только может быть в несколько раз сильнее.
— Это что же получается! — во весь голос закричал Чернов, но в палате ничего было не слышно. Крик этот был в его душе и за пределы тщедушного тела не выходил. — Я теперь в теле Тузика! Да как он мог это сделать?! Неужели не мог пересадить в тело человека лежащего в коме или какого-нибудь умственно неполноценного? Почему обязательно в Тузика? Как же я теперь жить буду? Как же Марина? А Тузик? Он что? Стер, Тузика?!
Дверь в палату отворилась, и на пороге снова показался Яков.
— Развязался все-таки… Справил нужду, а теперь снова ложись. У тела должен быть реабилитационный период. Дня три хотя бы. Чтобы срослось все.
Чернов послушно пошел к кровати и лег, стараясь не встречаться взглядом с Яковом.
— А теперь поговорим. Ты пока помолчи. Я тебе что смогу и так расскажу. Потом уж будешь вопросы свои задавать. Я, в общем-то, человек не злой, — начал свой рассказ Шереметьев. — Много, много лет назад твой друг Яков приехал из Твери в Москву. Ну, это ты и так, наверное, знаешь. О другом… О себе… У меня тогда было все плохо. Сам я был болен раком. Жить оставалось от силы несколько недель. Лабораторию собирались закрывать. Слава Богу, что я не поставил КГБ в известность о своих удачных опытах. Иначе сейчас бы перед тобой не сидел. Кто знает, чтобы со мной было… Закрыли бы все, опечатали… И умер бы я своей смертью. А тут этот мальчик. Весь в депрессии, с нежеланием жить. Он уж руки на себя наложить пытался — так себя жалел. Ты, наверное, об этом не знаешь… После смерти родителей, ему мир адом казался. Этот мальчик был для меня подарком. Подарком судьбы. Шанс один на миллион. И я им воспользовался.
Просто так получилось. Сложилось все так. И притом ты не забывай… Я ученый. А для нас нет понятия жалость и милосердие. Мы открываем новое и не важно, какой ценой это новое добыто. У нас в стране вообще трудно пробивать науку: здесь, как на базаре — получил деньги, отдай товар. Поэтому многие известные ученые, исследователи покинули Россию, — на несколько мгновений он замолчал, а потом продолжил. — Если бы я сломался под этим гнетом, человечество не шагнуло бы на следующую ступень развития. Что ты на меня баллоны катишь? Что я? Какие у меня такие большие жертвы? Ты вспомни атомную бомбу. Хиросиму, твою мать, Нагасаки… Вот это жертвы. А я? Да я их даже не убивал. Ведь не резал же я их ножом, не стрелял в сердце.
Пончик постоял у окна и помолчал. Потом повернулся к кровати и снова заговорил.
— Освоение ядерной энергии повлекло за собой такое количество катастроф и человеческих жертв, что мы до сих пор не можем оценить перспективы развития атомной отрасли. Если мы положим на одну чашу весов её очевидную выгоду, а на другую — не менее очевидную опасность, — каким-то не Яшкиным голосом начал он свою лекцию, — то не известно, что перевесит. Давай вернемся к истории. К самой простой школьной программе. Представь себе население Земли до середины XV века. Разве ты не видишь эти поразительные факты? Если бы человек был только животным, то он, скорее всего, сейчас бы предстал в образе высокоразвитой обезьяны. В таких условиях население Земли не превысило бы несколько миллионов человек. И смотри далее, уже в начале XV века население планеты составляло несколько сотен миллионов человек. Почему, спросишь ты. Развитие! Научный прогресс! А сегодня население Земли более чем на порядок выше. Именно в течение последних 550 лет, наблюдается самый большой рост народонаселения, улучшение демографических условий в различных странах, самый большой подъем уровня жизни. Человечество процветает — и в этом его отличие от животных, которое заключается в том, что только человек может менять поведение своего собственного вида. Человек живет идеями, а не инстинктами. Человек живет благодаря созидательной, творческой силе своего интеллекта.
— Да причем здесь созидание? О каком творчестве ты говоришь? — напрягся Чернов. — Это разрушение. Это дьявольщина какая то… У тебя нет общечеловеческих ценностей. Ты сам превратился в машину. Ты робот и все твои действия направлены, чтобы искоренить в людях душу! Ты убиваешь Бога в сердцах людей!
— Какого Бога, родной! — с пафосом воскликнул Шереметьев. — Я сам Бог! Пусть маленький. Пусть для нескольких тысяч, но я Бог! Ты чего, Дарвина забыл? Природа наш Бог! А мы ее плоды. Вот и развиваемся, как можем. А вот топтание на месте и есть смерть. Я имею в виду вселенские масштабы. Что же ты так мелко мыслишь?! Я был о тебе лучшего мнения! И еще… Меня совершенно не волнуют вопросы гуманности. Как я уже говорил, наука и гуманность, понятия не совместимые.
— Но если ты такой гений, что же ты не заявишь о своем изобретении миру? — с сарказмом произнес Чернов. — Что же ты не подаришь свое открытие человечеству?
— Родной! О чем ты? Мир не готов, он еще абсолютно не созрел для моих идей! Тот путь, по которому сейчас идет цивилизация, он тупиковый! Почему я должен ждать? Я же пока не могу помочь всему человечеству стать бессмертным! И не забывай о таких вещах, как этика и мораль. Тебя же вот это задело, а что говорить о других! Все церковники и сочувствующие им разорвут меня на мелкие клочки, как только узнают о моем изобретении. Я буду уничтожен! А всякие там политики и юристы тут же завизжат о преступлении против личности в частности и человечества в целом. Ты думаешь, я не понимаю, что первое клеймо, которое бы они на меня поставили, было бы клеймо фашиста? А судьи кто? Как вопрошал, в свое время Грибоедов. Кто? Посредственности! Ничтожное стадо ничего не смыслящих баранов?! Где им понять, что Я гений! Только равный мне сможет по достоинству оценить мое открытие! И что мне они… И, тем не менее… Я же тоже человек! И корни мои из человечества. Именно поэтому что-то от вас во мне еще сохранилось. Только поэтому я и спас твою жизнь. Да что там говорить! Меня сначала тоже мучили эти проблемы, но я смог переступить через себя. Смог подняться выше над существующими понятиями нравственности и морали. Это мировоззрение ведь тоже придумали люди, так почему же я не могу придумать другое, соответствующее моему мировосприятию?
